Поэт долматовский биография. Биография долматовский е. а. Известные песни на стихи Е. Долматовского

14.12.2023

* * *

Моих собратьев моды атакуют, Но неохота поддаваться мне. Остаться старомодным я рискую, Как пограничник на коне. Почувствовав, как целится мне в спину С той стороны потомок басмача, Я первым карабин старинный вскину И выпущу обойму сгоряча. И в зарослях запутаюсь, как в сплетнях. А если ранят, опаленным ртом Я крикну:- Приложи траву-столетник, А все антибиотики потом. Увидеть бы склоненным над собою Прекрасное лицо... И сквозь века Услышать: "Мой любимый, что с тобою?" Новее слов как будто нет пока.

Моя любимая

Я уходил тогда в поход, В далекие края. Платком взмахнула у ворот Моя любимая. Второй стрелковый храбрый взвод Теперь моя семья. Поклон-привет тебе он шлет, Моя любимая. Чтоб дни мои быстрей неслись В походах и боях, Издалека мне улыбнись, Моя любимая. В кармане маленьком моем Есть карточка твоя. Так, значит, мы всегда вдвоем, Моя любимая.

Евгений Долматовский. Стихи. Россия - Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках. Москва: Художественная литература, 1967.

Нам хорошо живется на земле

Нам хорошо живется на земле, Мы спор ведем в уюте и тепле. С веселой и надменной высоты Двадцатилетья своего,- Когда все ясно, Беспрекословно изрекаешь ты, Что много жертв принесено напрасно. Вот, например: Зачем профессора В трагическом народном ополченье, Нестройно и смешно крича «ура», В атаку шли, забыв свое значенье? Как мотылек, раздавлено пенсне, И первый снег не тает на ресницах. Об осени не помнят по весне, И тот октябрь уже не многим снится. Истерзаны осколками леса, И от полка бойцов осталась горстка. Они держались только два часа, На рваном рубеже Солнечногорска. Лишь два часа!.. ...За этот краткий срок Успели в том пылающем районе Собрать младенцев, чтобы на восток Отправить под бомбежкой в эшелоне. Насколько помню, ты был в их числе. ...Нам хорошо живется на земле!

Напоминаю

Поэт обязан напоминать, Не по секрету - через печать. Напоминаю молчащим врозь, Надувшим губы, глядящим вкось, Что я их помню - пять лет назад, Ладонь в ладони, глаза в глаза. Напоминаю - не без причин, Тому, кто нынче - высокий чин, Что путь нелегкий он начинал С пренебреженья ко всем чинам. Напоминаю клеветникам Закон, известный по всем векам, Что с опозданьем большим, но все ж В мученьях адских сдыхает ложь. Напоминаю друзьям своим, Равно - и старшим и молодым, Что возраст - это условный счет, Не поддавайся - не подсечет. Напоминаю... И вас прошу Напоминать мне - пока дышу.

Евгений Долматовский. Все только начинается. Стихи и песни. О светлой Африке, о любви, фантазерах и строителях. Москва: Советский писатель, 1961.

Независимость

Коль к планете нашей приглядеться, Из ракетной различишь дали: Африка имеет форму сердца, Ярко-красен цвет ее земли. Это цвет бокситов и железа, А вернее - это крови цвет. На куски тот континент разрезан, Догола пришельцами раздет. Простодушный, чистый, ясноглазый, Добрый и доверчивый народ Был за доброту свою наказан Долгими столетьями невзгод. Сказки про гигантские растенья И зверей - глушили скорбный стон. Вот как получилось, мистер Стенли, Благородный доктор Ливингстон. Открывая дикую природу Для бессмертия своих имен, Отняли вы детскую свободу И богатства солнечных племен. Но теперь не удержать колоний В жадных склеротических руках. Дышит бурей воздух раскаленный, Власть пиратов превращая в прах. В песне о горящем Трансваале Старые, знакомые слова Нынче по-иному зазвучали, Натянувшись, словно тетива. Пойте, стрелы партизанских луков, Точно бей, кремневое ружье! Независимость родится в муках, Люди право отстоят свое. Слышу звонкий, как удары гонга, Голос независимого Конго. Не нуждается в двадцатом веке Камерун в мандатах и опеке! Хватит! Не владеть пиратам старым Занзибаром и Мадагаскаром. И на Береге Слоновой Кости Европейцы будут только гости. Ах, каких я видел в Сенегале Смелых и отчаянных парней! С этой силой справиться едва ли - Справедливость подлости сильней. Переливы пионерских горнов В молодой Гвинее слышал я. Африку пришельцы звали черной - Светлой назовем ее, друзья!

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Обрез

Весь день в музее областном Спят экспонаты пыльным сном. Грохочет кованый засов, И крылья детских голосов Трепещут в куполах веков И монастырских потолков. Но спят раскопок образцы, Шеломов ржавые зубцы, Святого безразличный лик, Соха, и мамонтовый клык, И утварь северных князей. ...Обычный областной музей, Где, не успев осмотр начать, Начнет экскурсия скучать. Вдруг ток волненья пробежит, И гости смолкнут: здесь лежит Не просто память о былом - Обрез кулацкий под стеклом. Я долго перед ним стою. Он в юность целился мою. И это был тридцатый год, Так объяснил экскурсовод. Не буду говорить тебе Речей о классовой борьбе. Ты просто знай, что было так, Что метил и в тебя кулак, И этот старенький металл Не сразу экспонатом стал.

* * *

Одному поколенью на плечи - Не слишком ли много? Испытаний и противоречий Не слишком ли много? Я родился в войну мировую, Зналось детство с гражданской войною, И прошел полосу моровую, И макуха Знакома со мною, И разруха Знакома со мною. Старый мир напоследок калечил, Но убить нас не смог он. Одному поколенью на плечи - Не слишком ли много? А считалось, что только одною Мировою войною Вся судьба одного поколенья Ограничена строго. Сколько дней я сгорал В окруженьи, Сколько лет я бежал В наступленье - Не слишком ли много? Так дымились Освенцима печи, Что черны все тропинки до бога. Одному поколенью на плечи - Не слишком ли много? Путешественнику полагалось Два - от силы - кочевья, Борзый конь, и натянутый парус, И восторг возвращенья. Нам - транзитные аэродромы, Вновь и снова дорога. И разлук и моторного грома Не слишком ли много? Одиссею - одна Одиссея... Нам же этого мало. Раз в столетие землетрясенье На планете бывало. Трижды видел, как горы качались, Дважды был я в цунами. (А ведь жизнь - Только в самом начале, Говоря между нами.) Это б в прежнее время хватило Биографий на десять. Если вихрем тебя закрутило, На покой не надейся. Только мы не песчинками были В этом вихре, А ветром, Не легендою были, А былью, И не тьмою, А светом. Равнодушные с мнимым участьем Соболезнуют, щурясь убого. Только думают сами - Поменяться бы с нами местами. Одному поколению счастья Не слишком ли много? А они-то ведь, кажется, правы! И меняться местами, Нашей выстраданной славой Ни за что и ни с кем мы не станем!

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Олень

Июль зеленый и цветущий. На отдых танки стали в тень. Из древней Беловежской пущи Выходит золотой олень. Короною рогов ветвистых С ветвей сбивает он росу И робко смотрит на танкистов, Расположившихся в лесу. Молчат угрюмые солдаты, Весь мир видавшие в огне. Заряженные автоматы Лежат на танковой броне. Олений взгляд, прямой и юный, Как бы навеки удивлен, Ногами тонкими, как струны, Легко перебирает он. Потом уходит в лес обратно, Спокоен, тих и величав, На шкуре солнечные пятна С листвой пятнистою смешав.

Опыт

Есть у меня большое преимущество Пред тем, кто молод только по годам. Оно - мое отличье и могущество, Его в обмен на юность не отдам. Не упущу возможность для сравнения: Будь шепоток иль слишком громкий стих, Что - новое, а что - лишь повторение Ошибок и случайностей былых. А встретившись со взрослою девчонкою, Могу, смутив красавицу слегка, Рассказывать, как я менял пеленки ей, А если плакала, давал шлепка. Но это в шутку. Вещи есть серьезнее, Угадывая гада по лицу, Я не приму раскаяния позднего, Чтоб не спалось до смерти подлецу! А с чувствами хорошими и добрыми Мне с полувзгляда ясен человек. Ведь нашими похрустывая ребрами, Нас брал в объятия двадцатый век. А все-таки мы не пропали пропадом! Завидовать потомки будут мне: Упрямцы с горьким и жестоким опытом У беспристрастной вечности в цене.

Евгений Долматовский. Стихи о нас. Москва: Советский писатель, 1964.

Ответ на анкету

Что мне нужно для счастья? Признаться, подобных анкет Раньше я не встречал в пестроте комсомольских газет. И поскольку я возраст читательский ваш перерос, Отвечаю робея на этот задорный вопрос. Что мне нужно для счастья? Во-первых, мне нужен покой, Но не тихая гавань! Мне нужен покой вот такой: Чтобы всем киприотам спокойно и вольно жилось, Чтобы знамя Патриса Лумумбы над Конго взвилось, Чтоб выгнал захватчиков гневный и мудрый Вьетнам, Чтобы в море Карибском не шастала смерть по волнам. Что мне нужно для счастья? Тревога нужна - во-вторых. Да такая, чтоб вовсе минут не осталось пустых. Надо столько построить, придумать и изобрести. Жизнь еще коротка, но уже беспредельны пути. Неуемную жадность - как высшую щедрость прими: Много нужно иметь, чтоб делиться со всеми людьми. Что мне нужно для счастья? Мне - в-третьих - суровость нужна, Чтобы гад не прополз в отвоеванные времена, Чтоб горел клеветник - чтобы жарился он не в аду, А вот здесь, на земле, непременно у всех на виду. Пусть для сволочи всякой не хватит моей доброты. Человек только тот, чьи глаза на поверке чисты. Что мне нужно для счастья? В-четвертых,- любви глубина. Не в-четвертых - во-первых! Большая любовь мне нужна! Просто доброе слово... Улыбка... Уверенность в том, Что, кочуя по свету, прописан я в сердце одном.

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Отпечатки ладошек

Бангалор, Бангалор, навсегда он запомнился мне Отпечатками детских ладошек на белой стене. На беленой стене, очень четко видны при луне, Отпечатки ладошек горят - пятерня к пятерне. Замарашки мальчишки, чумазые озорники, Для чего оставлять на стене отпечаток руки? Это черная глина со дна обмелевшей реки - Отпечатки ладошек, как будто цветов лепестки. И никто не смывает веселых следов озорства. Это к счастью намазано - так утверждает молва, Вековая молва большей частью бывает права, Заявил о себе бангалорский сорвиголова! Отпечатки ладошек пускай сохраняет стена - То ли черные звезды, то ль огненные письмена. В них таинственный смысл, и его расшифровка трудна, Надо знать этот мир, все события и племена. Отпечатки пылают при плоской восточной луне, И немножечко грустно, что в детстве не выпало мне Отпечатка ладошки оставить на белой стене И себя утвердить в растопыренной пятерне.

Офицерские жены

Низко кланяюсь вам, офицерские жены. В гарнизонах, на точках, вдали от Москвы, Непреклонен устав и суровы законы, По которым живете и служите вы. Не случайно я выбрал сейчас выраженье: Соответственно воинской службе мужей, Ваша скромная жизнь - боевое служенье На охране невидимых рубежей. Все равно - лейтенантши вы иль генеральши, Есть в спокойствии вашем тревоги печать. Вам ложиться поздней, подниматься всех раньше, Ожидать и молчать, провожать и встречать. На лице ни морщинки, а вас уж солдаты Начинают не в шутку мамашами звать. Зори в Мурманске, и на Курилах закаты, Каракумский песок, белорусская гать. Каждый раз - лишь сумеешь на месте обжиться, Дети к школе привыкнут, взойдет огород,- В предписанье у мужа - другая граница, Командирские курсы иль дальний полет. Ну, а если иначе - на долгие годы Офицер остается все в том же полку, На квартире казенной, средь дикой природы, Сколько стоит вам нервов - не выдать тоску! И не часто придет грузовая машина, Чтобы в Дом офицера везти вас на бал. Запах пудры и легкий шумок крепдешина - Королевы вплывают в бревенчатый зал. Низко кланяюсь вам, офицерские жены, Это слово от сердца, поклон до земли, Жизнь и верность в стальное кольцо обороны, Как в цветочный венок, навсегда вы вплели.

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Памяти матери

1 Ну вот и всё. В последний раз Ночую в материнском доме. Просторно сделалось у нас, Вся комната как на ладони. Сегодня вывезли буфет И стулья роздали соседям, Скорей бы наступил рассвет: Заедет брат, и мы уедем. Пожалуй, в возрасте любом Есть ощущение сиротства. К двери я прислоняюсь лбом, На ней внизу - отметки роста. Вот надпись: «Жене десять лет»,- Отцовской сделана рукою. А вот чернил разлитых след... Здесь все родимое такое. За треснувшим стеклом - бульвар, Где мне знакомы все деревья, И весь земной огромный шар - Мое суровое кочевье. Стою, и сил душевных нет В последний раз захлопнуть двери, Семейный выцветший портрет Снять со стены, беде поверив. Остался человек один, Был мал, был молод, поседел он. Покайся, непослушный сын, Ты мать счастливою не сделал. Что ж, выключай свой первый свет, Теперь ты взрослый, это точно. Печальных не ищи примет В чужой квартире полуночной. В последний раз сегодня я Ночую здесь по праву сына. И комната, как боль моя, Светла, просторна и пустынна. 2 Где б ни был я, где б ни бывал, Все думаю, бродя по свету, Что Гоголевский есть бульвар И комната, где мамы нету. Путей окольных не люблю, Но, чтобы эту боль развеять, Куда б ни шел, все норовлю Пройти у дома двадцать девять. Смотрю в глухой проем ворот И жду, когда случится чудо: Вот, сгорбясь от моих забот, Она покажется оттуда. Мы с мамой не были нежны, Вдвоем - строги и одиноки, Но мне сегодня так нужны Ее укоры и упреки. А жизнь идет - отлет, прилет, И ясный день, и непогода... Мне так ее недостает, Как альпинисту кислорода. Топчусь я у чужих дверей И мучаю друзей словами: Лелейте ваших матерей, Пока они на свете, с вами.

Песня о Днепре

У прибрежных лоз, у высоких круч И любили мы и росли. Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч, Над тобой летят журавли. Ты увидел бой, Днепр-отец река, Мы в атаку шли под горой. Кто погиб за Днепр, будет жить века, Коль сражался он как герой. Враг напал на нас, мы с Днепра ушли. Смертный бой гремел, как гроза. Ой, Днепро, Днепро, ты течешь вдали, И волна твоя как слеза. Из твоих стремнин ворог воду пьет, Захлебнется он той водой. Славный день настал, мы идем вперед И увидимся вновь с тобой. Кровь фашистских псов пусть рекой течет, Враг советский край не возьмет. Как весенний Днепр, всех врагов сметет Наша армия, наш народ.

Письмо

Вчера пятнадцать шли в наряд. Четырнадцать пришли назад. В одной тарелке борщ остыл... Обед был всем бойцам постыл. Четырнадцать ложились спать. Была пуста одна кровать. Стоял, уставший от хлопот, У изголовья пулемет. Белея в темно-синей мгле, Письмо лежало на столе. Над неоконченной строкой Сгущались горе и покой. Бойцы вставали поутру И умывались на ветру. И лишь на полочке одной Остался порошок зубной. Наш экспедитор шел пешком В штаб с недописанным письмом. О, если б вам, жена и мать, Того письма не получать!

Под лепестками вертолета

Под лепестками вертолета Два друга юности летят, Связала их одна забота Лет двадцать пять тому назад. Потом не то чтоб разлучила, Но жизнь их порознь повела, От встреч душевных отучила, Лишила прежнего тепла. А вот в полете этом ближе И откровенней стали мы. Внизу вихры полыни рыжей, Слоноподобные холмы. Мы смотрим вниз и вспоминаем, Кто сколько знал дорог и трасс: Чужой землей и отчим краем Немало помотало нас. Бросало нас в такие дали, Куда Макар не гнал телят. Мы воевали, заседали, Любили получать медали, Счастливчики на первый взгляд. Друг другу горькие обиды Не раз без ну жды нанесли, Но сразу все они забыты, Лишь оторвешься от земли. Ты предлагаешь мне, ровесник: Хоть в вечных ручках нет чернил, Давай о нашей жизни песню На память устно сочиним. Про то, что головы седые, И сколько жить еще - бог весть. К «седые» рифма «молодые» У каждого в запасе есть. Но не выходит ни в какую Сегодня песня у двоих, И ты грустишь, и я тоскую, Что трудно стал даваться стих. А может быть, на самом деле, За лет, примерно, двадцать пять, Мы оба так помолодели, Что в пору только начинать. Дружить, бродить, шуметь охота, Острить, как прежде, невпопад... Под лепестками вертолета Два старых юноши летят.

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Предшественник

На белом камне Тадж-Махала, Дворца, хранящего века, Следы невежды и нахала - Кривые росчерки штыка. Солдат Британии великой Решетки древние рубил: Он принял сумрак сердолика За ослепительный рубин. И, выковыривая камни Из инкрустаций на стене, Он ослеплял цветы штыками, Не думая о судном дне. Ах, мальчик Томми, добрый Томми, Над Темзой в свете мокрых лун Он в чопорном отцовском доме Был паинька или шалун. Из Агры он писал, что жарко, Что не оправдан мамин страх, Что могут дома ждать подарка И повышения в чинах. ...Я в Индию приехал позже, Мне Томми встретить не пришлось. Но вспомнить не могу без дрожи Века, пронзенные насквозь. Я видел на других широтах, Пусть сыновей других отцов, В карательных баварских ротах Таких, как Томми, молодцов. Он их предшественник законный, Хотя и вырастал вдали Завоеватель тех колоний, Что нынче вольность обрели. Все плиты мрамора, как в оспе, Штыком осквернены века. Знакомая, однако, роспись, И так похожи почерка!

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Пустяки

Не будем говорить о пустяках... Нет, будем! Это чрезвычайно важно! Пустяк на хилых ножках прискакал В обличий словесном иль бумажном. А знаете ли вы, кто я таков? Спросил противным хитрым голосишком. И войны начинались с пустяков, И катастроф я натворил с излишком. Не верю я ни чувствам, ни словам, Я миру насолю И лично вам. Клялись, что будем в чувствах высоки, Не выпуская руку из руки, Но постепенно, медленно и тайно И в нашу жизнь проникли пустяки, Тяжелые готовя испытанья. Не там поставлен препинанья знак, Вся песня - к черту. Разберись в причинах! И великана сокрушит столбняк От въевшихся в царапину песчинок. Ползет по быту сволочь мелочей, Клубится, громоздясь, перерастая В громадную бессонницу ночей, В охрипшую от воя волчью стаю. Мне трудно говорить о пустяках, Пред ними я испытываю робость. Остановись! Держи себя в руках! Еще полшага сделаешь - и пропасть. Малюсенький, Сорвавшийся в вершин, Мохнатым комом обрастает камень. Великое мы как-нибудь свершим, Нам справиться бы только с пустяками!

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Регулировщица

На перекресток из-за рощицы Колонна выползет большая. Мадонна и регулировщица Стоят, друг другу не мешая. Шофер грузовика тяжелого, Не спавший пять ночей, быть может, Усталую поднимет голову И руку к козырьку приложит. И вдруг навек ему запомнится, Как сон, как взмах флажка короткий, Автодорожная законница С кудряшками из-под пилотки. И, затаив тоску заветную, Не женщине каменнолицей - Той загорелой, той обветренной, Наверно, будет он молиться.

Советская поэзия. В 2-х томах. Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. Москва: Художественная литература, 1977.

Рикша

Я, к порядкам чужим не привыкший, С чемоданом тяжелым в руках, Растерявшись, стою перед рикшей, Не могу объясниться никак. Он пытался схватить мою ношу, Подкатил экипажик к ногам. Чемодан? Лучше я его брошу, Только вам его в руки не дам. Не считайте такое загибом - Кипячусь в исступленье святом: Не могу я быть белым сагибом, У меня воспитанье не то. А обратное быть не могло б ли? Убеждайтесь, что я не шучу, Дайте в узкие впрячься оглобли, По Калькутте я вас прокачу! Голый рикша - лишь кожа да ребра, Исполняющий должность коня, С удивленьем, с ухмылкой недоброй Исподлобья глядит на меня. Не прозренье, а только презренье В перезрелых, как вишни, глазах, Подозренье под маской смиренья, Как сто лет и как двести назад.

Рост

Это привычно и очень просто - Быть человеком среднего роста. Мы не гиганты, да и не гномы, Метра не два, но и не полтора, Обычные люди - будем знакомы,- Давно записали наш рост доктора. Зато поколением, вслед за нами Идущим, любуется вся земля: Возвышается девушка, словно знамя, И парни строятся, как тополя. Великаны русские всё заметней, Горды осанкой, в плечах широки, Так что уже шестнадцатилетним Тесны отцовские пиджаки. А знаете ль вы, что в Союзе Советском, К цифрам Госплана весомым довеском, Согласно антропометрическим данным, На три сантиметра вырос народ? И пусть вам в стихах не покажется странным Столь прозаический оборот, Я славлю эти три сантиметра, Как дни, приближающие к весне, Они наращивались незаметно, Подобно цветам, а может, во сне. Путь к ним - это наши сутулые ночи, Затем пригибали мы юность свою, Чтобы собрать миллион одиночеств В общую силу, в одну семью. Когда бухенвальдская гильотина Рубила головы, даже она Не укротила, не укоротила Росток человеческого зерна. Ученые пусть диссертации пишут, А мне сантименты, читатель, прости. Не надо горбиться! Голову выше! Давайте, товарищи, будем расти!

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Система йогов

Изучать систему йогов не хочу, К огорчению факиров и ученых. В детстве было: руку на свечу - Прослывешь героем у девчонок. Многоликий, многоногий бог Смотрит, кто это к нему приехал в гости; Смог бы иностранец иль не смог Для проверки воли лечь на гвозди? Я сумел бы, да не стану напоказ Протыкать себя отточенным стилетом. Признаюсь, что пробовал не раз, Правда, оставался цел при этом. У себя я снисхожденья не просил - Будет страшно, будет больно, ну и ладно! Ревности горящий керосин Я глотал отчаянно и жадно; Если сердце обвивала мне змея, И сжимала, и сжимала, и сжимала, Слишком громко, но смеялся я. Пусть считают - мне и горя мало. Между ребер мне вонзали клевету, Заставляли выгибаться, я не гнулся, И мерзавили мою мечту, Чтобы рухнул и уснул без пульса. Было на ухабах всех моих дорог Столько случаев для испытанья воли, Что могу, как настоящий йог, Демонстрировать пренебреженье к боли.

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Сказка о звезде

Золотые всплески карнавала, Фейерверки на Москва-реке. Как ты пела, как ты танцевала В желтой маске, в красном парике! По цветной воде скользили гички, В темноте толпились светляки. Ты входила, И на поле "Смычки"* Оживали струны и смычки. Чья-то тень качнулась вырезная, Появился гладенький юнец. Что меня он лучше - я не знаю. Знаю только, что любви конец. Смутным сном уснет Замоскворечье, И тебя он уведет тайком, Бережно твои накроет плечи Угловатым синим пиджаком. Я уйду, забытый и влюбленный, И скажу неласково: "Пока". Помашу вам шляпою картонной, Предназначенной для мотылька. Поздняя лиловая картина: За мостами паровоз поет. Человек в костюме арлекина По Арбатской Площади идет. Он насвистывает и тоскует С глупой шляпою на голове. Вдруг он видит блестку золотую, Спящую на синем рукаве. Позабыть свою потерю силясь, Малой блестке я сказал: - Лети! И она летела, как комета, Долго и торжественно, и где-то В темных небесах остановилась, Не дойдя до Млечного Пути. * Тогдашнее название Парка Культуры имени Горького.

Евг. Долматовский. Последний поцелуй. Новые стихи. Серия "Поэтическая Россия". Москва: Советская Россия, 1967.

Старый адрес

«Не ходи по старым адресам»,- Верный друг меня учил сурово. Эту заповедь я знаю сам, Но сегодня нарушаю снова. С вечера пошел такой снежок, Будто звезды осыпались с неба. И забытый путь меня повлек В дом, где я уже лет десять не был. Станция метро. Вокруг горят Фонари. И мне в новинку это. Деревца озябшие стоят Там, где мы стояли до рассвета. Пять звонков. Как прежде, Пять звонков Та же коридорная система. В кухне пламя синих язычков И велосипед воздет на стену. Радио чуть слышно за стеной. Все как прежде - за угол и прямо. Распахнулась дверь. Передо мной - Строгая твоя седая мама Щурится на свет из темноты... Строгости былой - как не бывало. «Извини, что я тебя на «ты», Не назвался б сразу - не узнала. Заходи, чего же ты стоишь? Снегу-то нанес! Сними калоши. Посмотри, какой у нас малыш, Только что уснул он, мой хороший. Озорной. У бабушки растет... Только не кури - у нас не курят. Дочки с мужем нету третий год, Он военный, служит в Порт-Артуре. Ну, какая у тебя жена? Дети есть? Куда же ты так скоро?» ...Улица в снежинках. Тишина. Можно захлебнуться от простора. Ты моей Снегурочкой была. Снег летит. Он чист, как наша совесть. Улица твоя белым-бела, Словно ненаписанная повесть.

Старый барабанщик

Юный барабанщик, юный барабанщик, Он в шинелишке солдатской Поднимает флаги пионерский лагерь, Юный барабанщик тут как тут. Дальние дороги, близкие тревоги, Заклубились тучи впереди. Ты уже не мальчик, храбрый барабанщик, Сверстников на подвиг выводи! Били - не добили, жгли - да не спалили, Почему так рано стал ты сед? По далеким странам с верным барабаном Мы прошли, оставив добрый след. Времечко такое - не ищи покоя, Взрослый барабанщик, взрослый век. Поднимай, дружище, мир из пепелища, Выручай планету, человек! А вокруг кликуши, маленькие души, И кричат и шепчут все они: - Барабанщик старый, запасись гитарой, Барабан не моден в наши дни. С арфою и лютней тише и уютней! Это нам известно с детских лет. Но покамест рано жить без барабана, Я его не брошу. Нет, нет, нет! Младшим или старшим, Дробью или маршем Мы еще откроем красоту. Старый барабанщик, старый барабанщик, Старый барабанщик на посту.

Тихое слово о партии

О партии немало громких слов И мною сказано, и не одним поэтом. Что искренность основой всех основ Была для нас - не сомневайтесь в этом. Пусть нынче тихие слова мои Всех предыдущих станут подтвержденьем. Весенний вечер. Я в кругу семьи. Домашний праздник. Скажем, день рожденья. На этаких собраньях мы с женой Порою чувствуем себя, как дети, Но шрамы, нанесенные войной, Как стаж и взносы в каждом партбилете. Здесь правит бабушка - глава стола, Наш патриарх, наш матриарх законный, Она еще подпольщицей была И комиссаром в Первой Конной. А мама (на двоих теперь одна) Из племени донбасских делегаток, О том, что в жизни вынесла она, У нас не говорят - таков порядок. Безвременно погибшие отцы Здесь, на правах партийных прикрепленных, Как на постах застывшие бойцы, Глядят на нас с портретов сохраненных. Всех родичей своих не охватив - Им в стих один никак не уместиться,- Я описал семейный партактив. Он мал, но все ж великого частица. И можем мы грядущему в глаза Смотреть всем домом - прямо, а не косо. ...О партии хотел я рассказать, А вышло - что по личному вопросу.

Украине моей

Украина, Украйна, Укра ина, Дорогая моя! Ты разграблена, ты украдена, Не слыхать соловья. Я увидел тебя распятою На немецком штыке И прошел равниной покатою, Как слеза по щеке. В торбе путника столько горести, Нелегко пронести. Даже землю озябшей горстью я Забирал по пути. И леса твои, и поля твои - Все забрал бы с собой! Я бодрил себя смертной клятвою - Снова вырваться в бой. Ты лечила мне раны ласково, Укрывала, когда, Гусеничною сталью лязгая, Подступала беда. Все ж я вырвался, вышел с запада К нашим, к штабу полка, Весь пропитанный легким запахом Твоего молока. Жди теперь моего возвращения, Бей в затылок врага. Сила ярости, сила мщения, Как любовь, дорога. Наша армия скоро ринется В свой обратный маршрут. Вижу - конница входит в Винницу, В Киев танки идут. Мчатся лавою под Полтавою Громы наших атак. Наше дело святое, правое. Будет так. Будет так!

Целинникам голодной степи

В строительно-монтажном управленье Я видел планы, кальки, чертежи. Потом в степи явились нам виденья - Построенные за год миражи: Лучи широких улиц двухэтажных, И мелиоративный институт, И тот вагончик, ссохшийся от жажды, Где первую газету издают. Да, здесь в степи, где не гнездилась птица, Где было суслику не прокормиться, Где, как горячий иней, солонцы Хрустели на сухой и мертвой почве,- Фронт развернули юные бойцы, В своих домах обосновавшись прочно. Какое счастье - создавать мираж, Который не исчезнет, не растает. Товарищи! Я славлю город ваш, Где первые деревья подрастают. В строительно-монтажном управленье Висит декрет на щитовой стене, Где подписью «В. И. Ульянов (Ленин)» Давно открыт в пустыню путь весне. Цветут сады в районе Беговата, Прохладу первозданную неся. Война, потом разруха виноваты, Что степь еще освоена не вся. На приступ! Тут земля еще не знала Такого взлета стройки и страстей. Пейзаж Голодностепского канала Развернут в марсианской красоте. Курится, упираясь в небосвод, Асфальтовая новая дорога, И добродушный толстый хлопковод, Как врач, ощупывает землю строго. А на бороздке жадно воду пьет Египетского хлопка первый всход. Целинники из Главголодстепстроя (Ну и названье, господи прости!), Живя средь вас, я не искал героя - Хотелось вместе с вами мне расти. Все мелкое, как пыль, несется мимо. Мы строим, остальное - суета. Вы добровольцы сотворенья мира, А выше во вселенной нет поста. Я вас к грядущей красоте ревную, Которая не требует прикрас. ...А степи эти переименуют, Забыв, как называли их при нас.

* * *

Я верил в детстве искренне и твердо, Что мир не существует без меня. Лишь отвернусь - и очертанье стерто, Сомкну ресницы - вот и нету дня. Глаза открою - мир возникнет снова В цветах и красках. И всесильно слово. Но отрочество разом оглушило Фантазию. Я начал понимать, Что все и без меня и есть и было, Уйдет и без меня придет опять. А все же не исчезло ощущенье, Что я устроен чуточку не так, Как все, И не могу попасть в крушенье, Меня минует пуля и сыпняк, Любимая до гроба не разлюбит, И мама вечно жить на свете будет... Со мной считаться не желает время И обходить не хочет стороной. То, что могло произойти со всеми, Безжалостно случается со мной: Вагоны под откос. Осколок в темя. И ни одной поблажки... Ни одной!

* * *

Я слабости своей не выдам. Ни жалкой ватностью шагов, Ни голосом, ни внешним видом Я не обрадую врагов. Я знаю, как бы им хотелось Разведать, где тонка броня, Но робость, скромность, мягкотелость При мне - и только для меня. И точно так же невозможно Узнать, насколько я силен. Я в храм вступаю осторожно, Чтоб не свернуть плечом колонн. Так, бицепсов не выдавая, В пальто завернутый боксер На улице или в трамвае В случайный не вступает спор. Уж если драться - драться честно, В открытую вступать в бои. Друзья поддержат! Им известны И мощь и слабости мои.

Евгений Долматовский. Стихи о нас. Москва: Советский писатель, 1964.

Я смогу!

Движенья акробатов отработаны, Блестит в лучах прожекторов трико. Простившись с повседневными заботами, Под куполом юнцы парят легко. На этот блеск толпа глядит восторженно. Сиянья детских глаз не передам. И на колени капает «морожено», Которое разносят по рядам. Гимнасты голенасты, светло-розовы. В испуганной оркестром тишине Они плывут, как рыбы в круглом озере, И кланяются на песчаном дне. Но меркнет это царственное зрелище, Когда выходит рыжий на манеж, Ногами двигать толком не умеющий, В широких путах клетчатых одежд. Мысы штиблет он поправляет палкою, Приподнимает шляпу-канотье, Смущает первый ряд улыбкой жалкою... И вдруг взмывает к звездной высоте. Блестящие трико такие тусклые! Куда там акробатам до того, Кто под лохмотьями скрывает мускулы, Небрежно прикрывая мастерство. Легко расправясь с неуклюжей робою, Он лихо выгибается в дугу... Приду домой и сам взлететь попробую - Я тоже неуклюжий. Я смогу!

Сегодня 100 лет со дня рождения известного советского поэта-песенника, фронтовика Евгения Ароновича Долматовского (1915 – 1994). Евгений Долматовский обладал истинно многогранным талантом. Его проникновенные, гармоничные и лиричные стихотворения – на все времена. Песни на стихи Евгения Ароновича долгие годы звучали во многих домах практически ежедневно. Положенные на музыку талантливых композиторов, стихи Евгения Долматовского стали народными песнями для ряда поколений. Вспомните хотя бы – «Всё стало вокруг голубым и зелёным...» , «Моя любимая», «Случайный вальс», «Школьные годы», «Песня о Днепре», «За фабричной заставой...» , «Мы жили по соседству» . Многие песни на стихи Долматовского вошли в популярные кинофильмы - «Любимый город», «Эх, как бы дожить бы до свадьбы-женитьбы», «Тоска по родине» , «Я Земля! Я своих провожаю питомцев...» и др. Довоенные стихотворения Евгения Ароновича были любимыми у фронтовиков. Никто из бойцов тогда не знал о непростой судьбе автора этих стихотворений.

Евгений Долматовский родился 5 мая (22 апреля) 1915 года в Москве в семье адвоката. Его отец, Арон Моисеевич Долматовский, был юристом, членом коллегии защитников и доцентом московского юридического института. Евгений Аронович был поздним ребенком, и отец рассчитывал на то, что сын будет продолжателем его дела. Но потом по подсказке отца Евгений Долматовский поступил в педагогический техникум.

Стихи он начал писать довольно рано. С 1929 года, во время обучения в педагогическом техникуме, он работал детским корреспондентом в периодических изданиях для пионеров: «Пионерская правда», «Пионер», «Дружные ребята». Именно в «Пионерской правде» в 1930 году состоялась его первая публикация. Евгений Долматовский пошел работать по комсомольскому призыву откатчиком на строительстве метро, с 1932 по 1934 год трудился на строительстве первой очереди московского метрополитена. Работая, он продолжал писать стихи. В 1934 году была опубликована его первая небольшая книга лирических стихов — сборник «Лирика». В 1935 году вышел следующий поэтический сборник под названием «День». В 1933 году Евгений Долматовский поступил в литературный институт, который вскоре был назван именем А.М. Горького, и в 1938 году его закончил.

Когда Евгений Аронович учился на последнем курсе, его отец был арестован. Это произошло 28 марта 1938 года. Арон Моисеевич был обвинен в участии в контрреволюционной организации и 20 февраля 1939 года расстрелян. Евгений Долматовский узнал об этом намного позже, после смерти Иосифа Сталина. Отец Евгения Долматовского был похоронен на территории Донского монастыря в Москве и реабилитирован в декабре 1954 года.

В 1938 году Евгений Долматовский был в командировке на Дальнем Востоке. Впечатления об этой командировке он отразил в сборнике «Дальневосточные стихи», вышедшем в 1939 году. Объем и проблематика его произведений продолжали расти. В 1939 году он был награжден орденом «Знак Почета», что для того времени было редким случаем. В 1939 году Евгений Долматовский написал стихи к песне «Любимый город», которая стал настоящим хитом своего времени. Эта песня была написана для фильма «Истребители». В фильме снимались известные тогда актеры: Борис Андреев, Петр Алейников, а также Марк Бернес. Песня должна была быть задорной, показывающей характер истребителей и несущей в себе надежду и веру в прекрасное будущее. Музыку к ней написал Никита Богословский. В 1940 году фильм «Истребители» посмотрели около 27 миллионов человек.

Поэзия Долматовского, с 1939 в качестве военного корреспондента участвовавшего в походе Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину и в войне с Финляндией, а с 1941 - в боях с гитлеровцами, во многом питалась фронтовыми впечатлениями. В годы Великой Отечественной войны Евгений Долматовский стал военным корреспондентом. Всю войну он провел в действующих частях Красной армии. Новая песня Евгения Долматовского «Моя любимая» звучала в эшелонах. Находясь на Украине, во время оборонительных боев Евгений Долматовский попал в окружение и взят в плен. Никто из красноармейцев не выдал поэта немцам, но он понимал, что в любом случае рано или поздно его расстреляют. Ему удалось бежать из плена. Помогала поэту украинка Христина Вербина, которая обеспечила ему убежище на некоторое время. Из плена Евгений Долматовский вернулся на фронт, в состав действующей армии. Все эти события из жизни он отразил в своей повести под названием «Зеленая брама». Повесть была написана в 1979–1989 годах. Это документальная легенда об одном из первых сражений Великой Отечественной войны, в которой - одной из первых в отечественной литературе - рассказана история, основанная на личном опыте автора, попавшего в 1941 в окружение и бежавшего из плена на фронт. В повести рассказывается об ужасе первых месяцев войны и о несправедливом отношении государства к пленным и окруженцам.

Вернувшись на фронт после плена, Евгений Долматовский написал много стихотворений. Особенно популярными стали стихотворения «Ты ждешь, Лизавета» и «Случайный вальс», очень любимые народом. Лучшим произведением Евгения Долматовского в годы войны считается поэма «Пропал без вести», которая представляет собой первую часть поэтической трилогии «Одна судьба», написанной в 1942–1946 годах. В 1949 году вышел поэтический сборник Евгения Долматовского «Слово о завтрашнем дне», отмеченный в 1950 году государственной премией СССР.

Евгений Долматовский известен прежде всего, песнями, написанными на его стихи. Они отличаются лиричным настроением, задушевностью, одновременно близки традиционному городскому русскому романсу и несут в себе свежие образы. Эти песни чутко улавливают мысли и чувства современников поэта, их боли и радости. В песнях на стихи Евгения Долматовского действующие лица близки к народу, как, например, уходящий на войну солдат в песне «Я уходил тогда в поход...» (1941) или вступающий в неравный бой с диверсантами старый патриот в песне «Дальняя сторожка» (1939). Другие примеры: счастливый влюбленный в песне «Все стало вокруг голубым и зеленым...» (1941), восхищенный кусочком мирной жизни офицер («Офицерский вальс», или «Случайный вальс», 1943 год). Песня 1948 года «Провожают гармониста в институт...» рассказывает о деревенском парне, который уезжает в город учиться. Паренек ждет любимую девушку на свидание в песне «Сормовская лирическая» (1949 год).

В 1949 году Евгений Долматовский написал текст для оратории Дмитрия Шостаковича «Песнь о лесах». В дальнейшем им были написаны тексты для многих других произведений Шостаковича, в том числе песни «Родина слышит...» (1950). Многие песни, написанные на стихи Евгения Долматовского, звучали в самых популярных кинофильмах. Это песня «Любимый город» из фильма «Истребители», «Эх, как бы дожить бы до свадьбы-женитьбы» («Ты ждешь, Лизавета») для снятого в 1942 году кинофильма «Александр Пархоменко» режиссера Леонида Лукова. Евгений Долматовский написал песни «Тоска по родине» и «Песня мира» для фильма «Встреча на Эльбе» (1949). В фильме «Мечте навстречу» 1963 года звучали песни Евгения Долматовского «И на Марсе будут яблони цвести» и «Я Земля! Я своих провожаю питомцев...». Художественная выразительность песен Евгения Долматовского подкреплялась красотой мелодий, авторами которых являлись многие известные отечественные композиторы, такие как В.П. Соловьев-Седой, Н.В. Богословский и другие. («Родина слышит, родина знает...», «Воспоминание об эскадрилье «Нормандия-Неман» , «Если бы парни всей Земли...», «Венок Дуная»).

В 1981 году был написан автобиографический стихотворный роман Евгения Долматовского «У деревни «Богатырь». Роман в стихах «Добровольцы» (1956) посвящён поколению ровесников поэта - первым строителям метро и их дальнейшим судьбам. Кроме поэзии, Евгений Долматовский занимался литературной критикой, составительской и редакторской работой, а также переводами. В 1965 году он написал книгу «Из жизни поэзии». В 1981 году вышла его книга «Молодым поэтам». Евгений Долматовский также занимался преподавательской деятельностью, обучая молодых поэтов на собственном примере, также работал с прозой. Помимо повести «Зеленая брама», он написал документально-публицистическую трилогию «Было. Записки поэта» (1973–1988), а также повесть «Международный вагон» (1986).

Евгений Долматовский является лауреатом Сталинской премии третьей степени, которую он получил в 1950 году за стихотворный сборник «Слово о завтрашнем дне» (1949). Кроме того, он был лауреатом множества литературных премий, как отечественных, так и международных, награжден орденами (Орден Отечественной войны I степени, Орден Красной Звезды, Орден Октябрьской Революции, Орден Трудового Красного Знамени (дважды), Орден Знак Почёта и медалями. Ему присуждены Международные премии (1950, 1969). А также Медаль имени Александра Фадеева (1983) и Премия Госкомиздата СССР и Союза писателей СССР имени П. Тычины (1985).

Евгений Аронович Долматовский скончался 10 сентября 1994 года. Он был похоронен на Донском кладбище в Москве.

Вспомним стихи и песни этого замечательного поэта:

Школьные годы

В первый погожий сентябрьский денёк
Робко входил я под светлые своды.
Первый учебник и первый урок -
Так начинаются школьные годы.

Школьные годы чудесные,

Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.

Школьные годы.

Вот на груди алый галстук расцвёл.
Юность бушует, как вешние воды.
Скоро мы будем вступать в комсомол -
Так продолжаются школьные годы.

Жизнь - это самый серьёзный предмет.
Радость найдём, одолеем невзгоды.
Встретим на площади Красной рассвет -
Вот и кончаются школьные годы.

Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгою, с песнею.
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы.

Комсомольцы-добровольцы

Хорошо над Москвою-рекой

Только нам по душе непокой,
Мы сурового времени дети.

Комсомольцы-добровольцы,
Мы сильны своей верною дружбой.
Сквозь огонь мы пройдём, если нужно
Открывать молодые пути.
Комсомольцы-добровольцы,
Надо верить, любить беззаветно,
Видеть солнце порой предрассветной -
Только так можно счастье найти.

Поднимайся в небесную высь,
Опускайся в глубины земные.
Очень вовремя мы родились,
Где б мы ни были - с нами Россия.
Лучше нету дороги такой,
Всё, что есть, испытаем на свете,
Чтобы дома над нашей рекой
Услыхать соловья на рассвете.

Вот так и живём

Вот так и живём, не ждём тишины,
Мы юности нашей, как прежде, верны.
А сердце, как прежде, горит оттого,
Что дружба превыше всего.

И радости встреч, и горечь разлук -
Мы всё испытали, товарищ и друг.
А там, где когда-то влюблёнными шли,
Деревья теперь подросли.

А годы летят, наши годы, как птицы, летят,
И некогда нам оглянуться назад.

Не созданы мы для лёгких путей,
И эта повадка у наших детей.
Мы с ними выходим навстречу ветрам,
Вовек не состариться нам.

А годы летят, наши годы, как птицы, летят,
И некогда нам оглянуться назад.

Моя любимая

Я уходил тогда в поход,
В далекие края.
Платком взмахнула у ворот
Моя любимая.

Второй стрелковый храбрый взвод
Теперь моя семья.
Поклон-привет тебе он шлет,
Моя любимая.

Чтоб дни мои быстрей неслись
В походах и боях,
Издалека мне улыбнись,
Моя любимая.

В кармане маленьком моем
Есть карточка твоя.
Так, значит, мы всегда вдвоем,
Моя любимая.

Случайный вальс

Ночь коротка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
После тревог
Спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок.

И далёко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоём,
Так скажите мне слово,
Сам не знаю о чём.

Будем кружить,
Петь и дружить.
Я совсем танцевать разучился
И прошу вас меня извинить.
Утро зовёт
Снова в поход.
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот.

Хоть я с вами почти незнаком
И далёко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоём,
Так скажите мне слово,
Сам не знаю о чём.

Эх, как бы дожить бы...

Ты ждёшь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета,
Всё грустишь обо мне.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем вороном коне.

Приеду весною,
Ворота открою.
Я с тобой, ты со мною
Неразлучны вовек.
В тоске и тревоге
Не стой на пороге,
Я вернусь, когда растает снег.

Моя дорогая,
Я жду и мечтаю,
Улыбнись мне, встречая,
Был я храбрым в бою.
Эх, как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы
И обнять любимую свою!

Любимый город

В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает:
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.

Пройдёт товарищ все фронты и войны,
Не зная сна, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно,
И видеть сны, и зеленеть среди весны.

Когда ж домой товарищ мой вернётся,
За ним родные ветры прилетят.
Любимый город другу улыбнётся:
Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд.

Весна сорок пятого года

Земля повернулась навстречу весне,
Хорошая нынче погода.
Такою порой вспоминается мне
Весна сорок пятого года.

Проходят года, но не меркнет вдали
И горе, и подвиг народа.
Мы трудной дорогой к победе пришли
Весной сорок пятого года.

А если ты молод и позже рождён,
Прими эстафетою с хода
Победным салютом и первым дождём
Весну сорок пятого года.

Страшна для врагов и светла для друзей
Рабочая наша порода.
Есть в каждой победе твоей и моей
Весна сорок пятого года.

Да будет ракетою ввысь взметена,
В прозрачную высь небосвода
Для всех поколений, на все времена
Весна сорок пятого года.

Комсомольская путёвка

Век двадцатый, год двадцатый.
Объясняю обстановку —
Все на фронт ушли ребята,
Закрывается райком.
Получили дьяволята
Комсомольскую путёвку
И винтовку со штыком,
И винтовку со штыком.

Век двадцатый, год тридцатый —
Ни минуты остановки,
Молодежь спешит в коммуну,
Словно в песне паровоз.
И страна вручает юным
Комсомольскую путёвку
На Магнитку и в колхоз,
На Магнитку и в колхоз.

Век двадцатый, час проклятый, —
Началась бомбардировка,
Защищать страну Советов
Снова юность в бой пошла.
А в кармане, возле сердца —
Комсомольская путёвка
На геройские дела,
На геройские дела.

Век двадцатый — наши годы.
Это — с Будущим стыковка.
Реки хлынули в турбины,
Колосится целина.
Как воззвание о мире,
Комсомольская путёвка
Нашей юности дана,
Нашей юности дана.

Мы жили по соседству

Дождь по бульварам
Листьями метёт.
Милый мой с гитарой
Нынче не придёт.

Мы жили по соседству,
Встречались просто так.

Сама не знаю как.

Я у порога
Простою всю ночь.
Как своей тревогой
Милому помочь?

Жду и гадаю,
Встретимся ли вновь?
Вот она какая -
Первая любовь.

Трудные годы,
Дальние края,
Бури-непогоды,
Молодость моя.

Мы жили по соседству,
Встречались просто так.
Любовь проснулась в сердце -
Сама не знаю как.

Верность

Вы, женщины сороковых годов,
Родившиеся при Советской власти,
Средь вас я знаю многих гордых вдов,
Всегда молчащих о своем несчастье.
Не вышли замуж вновь не потому,
Что так легко в душевной жить пустыне:
Вы сохранили верность одному,
Погибшему на Волге иль в Берлине.

Рассказывали детям вы о нем,
Как о живом, веселом и крылатом.
И на своих плечах держали дом -
Он тесен был и латан-перелатан.
Ушли служить красавцы сыновья,
Вы на свиданье отпустили дочек.
Их вырастила добрая семья -
Не горестные руки одиночек.

Я скульпторов, что лепят монумент,
В котором воплощен Победы образ,
Прошу учесть среди ее примет
И эту невоинственную область
Улыбок строгих, книжек и корыт,
Где столько лет спокойно, величаво
Живет солдат, который был убит,
Его любовь, бессмертие и слава.

* * *
Во второй половине двадцатого века
Вырастает заметно цена человека.
И особенно ценятся мертвые люди.
Вспоминают о каждом из них, как о чуде.
Это правда, что были они чудесами,
Только, к счастью, об этом не ведали сами.
Но живые в цене повышаются тоже,
Это знают —
Особенно кто помоложе.
Дескать, я человек —
Наивысшая ценность.
Но, прошу извинения за откровенность,
В лисах ценится хвост,
В свиньях — шкура и сало,
И в пчеле почитается мед, а не жало.
Человеку другие положены мерки,
Целый мир называет его на поверке.
И цена человека —
Неточный критерий,
Познаваемый только ценою потери.
Велика ли заслуга —
Родиться двуногим,
Жить в квартире с удобствами,
А не в берлоге?
Видеть мир, объясняться при помощи речи,
Вилкой с ножиком действовать по-человечьи?

Тех, кто ценит себя, я не очень ругаю,
Но поймите — цена человека другая!

* * *
Загадочная русская душа...
Она, предмет восторгов и проклятий,
Бывает кулака мужского сжатей,
Бетонные препятствия круша.
А то вдруг станет тоньше лепестка,
Прозрачнее осенней паутины.
А то летит, как в первый день путины
Отчаянная горная река.

Загадочная русская душа...
О ней за морем пишутся трактаты,
Неистовствуют киноаппараты,
За хвост комету ухватить спеша.
Напрасный труд! Пора бы знать давно:
Один Иванушка за хвост жар-птицы
Сумел в народной сказке ухватиться.
А вам с ним не тягаться все равно.

Загадочная русская душа...
Сложна, как смена красок при рассветах.
Усилья институтов и разведок
Ее понять — не стоят ни гроша.
Где воедино запад и восток
И где их разделенье и слиянье?
Где северное сходится сиянье
И солнечный энергии исток?

Загадочная русская душа...
Коль вы друзья, скажу вам по секрету:
Вся тайна в том, что тайны вовсе нету,
Открытостью она и хороша.

Тот, кто возвел неискренность и ложь
В ранг добродетелей, понять бессилен,
Что прямота всегда мудрей извилин.
Где нет замков — ключей не подберешь.
И для блуждающих во мгле закатной,
Опавших листьев золотом шурша,
Пусть навсегда останется загадкой
Рассвет в апреле —
Русская душа!

* * *
Иносказаний от меня не ждите!
Я вижу в них лишь разновидность лжи.
Что думаешь о людях и событьях,
С предельной откровенностью скажи.
Я знаю силу выстраданной правды
И мысли обнаженной и прямой,
И мне противны хитрые тирады,
Рождённые иронией самой.
Испытанный и радостью и болью,
Искавший путь не по чужим следам,
Ни плакать, ни смеяться над собою
И сам не буду и другим не дам.

Колючие

Всегда в порядке, добрые,
Приятные, удобные,
Они со всеми ладят
И жизнь вдоль шерстки гладят.
Их заповедь — смирение,
Их речи — повторение.
Сияние улыбок,
Признание ошибок...
А я люблю неистовых,
Непримиримых, искренних,
Упрямых, невезучих,
Из племени колючих.
Их мучают сомнения
И собственные мнения,
Но сердце их в ответе
За все, что есть на свете.
Не берегут колючие
Свое благополучие,
И сами лезут в схватку,
И режут правду-матку.
А если ошибаются,
Больнее ушибаются,
Чем тот, кто был корыстен
В опроверженье истин.
Не у природы ль учатся
Они своей колючести?
Ведь там, где нежность скрыта,
Есть из шипов защита.

* * *
Люди добрые! Что нам делать
С нашей вечною добротою?
Мы наивны и мягкосерды,
Откровенны и простодушны.
А мерзавцы и негодяи
Видят в этом лишь нашу слабость.
Верно: если душа открыта,
То в нее очень просто плюнуть.
Неужели так будет вечно?
Неужели светлому миру
Не избавиться от негодяйства?
Люди добрые! Что нам делать?
Я вас к подлости не призываю,
Но зову на помощь суровость:
Доброта — лишь только для добрых,
Чистота — лишь только для чистых,
Прямота — для прямых и честных.
А для подлых — ненависть наша:
Надо их же собственной грязью
Беспощадно забить им глотки.

Нам хорошо живётся на земле

Нам хорошо живется на земле,
Мы спор ведем в уюте и тепле.

С веселой и надменной высоты
Двадцатилетья своего,—
Когда все ясно,
Беспрекословно изрекаешь ты,
Что много жертв принесено напрасно.
Вот, например:
Зачем профессора
В трагическом народном ополченье,
Нестройно и смешно крича «ура»,
В атаку шли, забыв свое значенье?

Как мотылек, раздавлено пенсне,
И первый снег не тает на ресницах.
Об осени не помнят по весне,
И тот октябрь уже не многим снится.

Истерзаны осколками леса,
И от полка бойцов осталась горстка.
Они держались только два часа,
На рваном рубеже Солнечногорска.
Лишь два часа!..
...За этот краткий срок
Успели в том пылающем районе
Собрать младенцев, чтобы на восток
Отправить под бомбежкой в эшелоне.
Насколько помню, ты был в их числе.
...Нам хорошо живется на земле!

Напоминаю

Поэт обязан напоминать,
Не по секрету — через печать.
Напоминаю молчащим врозь,
Надувшим губы, глядящим вкось,

Что я их помню — пять лет назад,
Ладонь в ладони, глаза в глаза.
Напоминаю — не без причин,
Тому, кто нынче — высокий чин,

Что путь нелегкий он начинал
С пренебреженья ко всем чинам.
Напоминаю клеветникам
Закон, известный по всем векам,

Что с опозданьем большим, но все ж
В мученьях адских сдыхает ложь.
Напоминаю друзьям своим,
Равно — и старшим и молодым,

Что возраст — это условный счет,
Не поддавайся — не подсечет.
Напоминаю...
И вас прошу
Напоминать мне - пока дышу.

* * *
Одному поколенью на плечи -
Не слишком ли много?
Испытаний и противоречий
Не слишком ли много?

Я родился в войну мировую,
Зналось детство с гражданской войною,
И прошел полосу моровую,
И макуха
Знакома со мною,
И разруха
Знакома со мною.
Старый мир напоследок калечил,
Но убить нас не смог он.
Одному поколенью на плечи -
Не слишком ли много?

А считалось, что только одною
Мировою войною
Вся судьба одного поколенья
Ограничена строго.
Сколько дней я сгорал
В окруженьи,
Сколько лет я бежал
В наступленье -
Не слишком ли много?

Так дымились Освенцима печи,
Что черны все тропинки до бога.
Одному поколенью на плечи -
Не слишком ли много?

Путешественнику полагалось
Два - от силы - кочевья,
Борзый конь, и натянутый парус,
И восторг возвращенья.
Нам - транзитные аэродромы,
Вновь и снова дорога.
И разлук и моторного грома
Не слишком ли много?

Одиссею - одна Одиссея...
Нам же этого мало.
Раз в столетие землетрясенье
На планете бывало.
Трижды видел, как горы качались,
Дважды был я в цунами.
(А ведь жизнь -
Только в самом начале,
Говоря между нами.)

Это б в прежнее время хватило
Биографий на десять.
Если вихрем тебя закрутило,
На покой не надейся.
Только мы не песчинками были
В этом вихре,
А ветром,
Не легендою были,
А былью,
И не тьмою,
А светом.
Равнодушные с мнимым участьем
Соболезнуют, щурясь убого.
Только думают сами -
Поменяться бы с нами местами.
Одному поколению счастья
Не слишком ли много?
А они-то ведь, кажется, правы!
И меняться местами,
Нашей выстраданной славой
Ни за что
и ни с кем
мы не станем!

Ответ на анкету

Что мне нужно для счастья? Признаться,
подобных анкет
Раньше я не встречал в пестроте
комсомольских газет.
И поскольку я возраст читательский ваш
перерос,
Отвечаю робея на этот задорный вопрос.
Что мне нужно для счастья? Во-первых,
мне нужен покой,
Но не тихая гавань! Мне нужен покой
вот такой:
Чтобы всем киприотам спокойно
и вольно жилось,
Чтобы знамя Патриса Лумумбы над Конго
взвилось,
Чтоб выгнал захватчиков гневный
и мудрый Вьетнам,
Чтобы в море Карибском не шастала смерть
по волнам.
Что мне нужно для счастья? Тревога нужна -
во-вторых.
Да такая, чтоб вовсе минут не осталось
пустых.
Надо столько построить, придумать
и изобрести.
Жизнь еще коротка, но уже беспредельны
пути.
Неуемную жадность - как высшую щедрость
прими:
Много нужно иметь, чтоб делиться
со всеми людьми.
Что мне нужно для счастья? Мне -
в-третьих - суровость нужна,
Чтобы гад не прополз в отвоеванные
времена,
Чтоб горел клеветник - чтобы жарился он
не в аду,
А вот здесь, на земле, непременно у всех
на виду.
Пусть для сволочи всякой не хватит
моей доброты.
Человек только тот, чьи глаза на поверке
чисты.
Что мне нужно для счастья? В-четвертых,-
любви глубина.
Не в-четвертых - во-первых! Большая любовь
мне нужна!
Просто доброе слово... Улыбка...
Уверенность в том,
Что, кочуя по свету, прописан я в сердце
одном.

* * *
Я верил в детстве искренне и твердо,
Что мир не существует без меня.
Лишь отвернусь — и очертанье стерто,
Сомкну ресницы — вот и нету дня.
Глаза открою — мир возникнет снова
В цветах и красках.
И всесильно слово.
Но отрочество разом оглушило
Фантазию.
Я начал понимать,
Что все и без меня и есть и было,
Уйдет и без меня придет опять.
А все же не исчезло ощущенье,
Что я устроен чуточку не так,
Как все,
И не могу попасть в крушенье,
Меня минует пуля и сыпняк,
Любимая до гроба не разлюбит,
И мама вечно жить на свете будет...
Со мной считаться не желает время
И обходить не хочет стороной.
То, что могло произойти со всеми,
Безжалостно случается со мной:
Вагоны под откос.
Осколок в темя.
И ни одной поблажки... Ни одной!

А какие песни Евгения Долматовского вы любите?

(22 апреля (5 мая) 1915 - 10 сентября 1994) - советский поэт. Автор слов многих известных советских песен.

Биография

Евгений Аронович Долматовский родился 22 апреля (5 мая) 1915 года в Москве в семье адвоката, члена коллегии защитников, доцента Московского юридического института Арона Моисеевича Долматовского (1880, Ростов - 1939, Москва).

В годы учёбы в педагогическом техникуме начал публиковаться в пионерской прессе. В 1932-1934 годах работал на строительстве московского метро. В 1937 году окончил Литературный институт. Первая книга лирических стихов Долматовского была опубликована в 1934 году.

Отец Евгения арестован 28 марта 1938, приговорён и расстрелян ВКВС 20 февраля 1939 (обвинение - участие в контрреволюционной организации). Прах захоронен на территории Донского монастыря в Москве. Реабилитирован 18 декабря 1954. Брат Евгения - Юрий Долматовский - известный советский конструктор автомобилей.

С 1939 по 1945 год Е. А. Долматовский в качестве военного корреспондента находился в действующих частях РККА, в освобождённой Западной Белорусии, в войне с Финляндией. В августе 1941-го попал в Уманское окружение и был взят в плен, из которого бежал, скрывался на оккупированной территории, 4 ноября перешёл линию фронта (эти события отражены в поэме «Пропал без вести» и в воспоминаниях «Было. Записки поэта». Боям под Уманью посвящена военно-историческая документальная повесть «Зелёная брама»). Член ВКП(б) с 1941 года. Присутствовал как военный корреспондент при подписании акта капитуляции Германии (1945).

Наибольшую известность Долматовскому принесли написанные на его слова песни («Случайный вальс», «Песня о Днепре», «Добровольцы» М. Г. Фрадкина, «Сормовская лирическая» Б. А. Мокроусова, «Моя любимая» М. И. Блантера, «Второе сердце», «Любимый город» и «Лизавета» Н. В. Богословского), многие из которых звучали в популярных кинофильмах («Истребители», «Александр Пархоменко», «Встреча на Эльбе»).

Переписывался со многими писателями. По сведениям юриста, члена Союза журналистов РФ Андрея Былкова, Долматовский в своей книге «Было» опубликовал свою переписку с его дедом - писателем Алексеем Алексеевым.

Е. А. Долматовский умер 10 сентября 1994 года после болезни, причиной которой стала травма в дорожно-транспортном происшествии. Похоронен в Москве на Донском кладбище.

На школьном вечере поэзии выступали поэты Гастев, Решин, Луговской. Во время чтения стихов Луговским один из школьников громко разговаривал. Луговской прервал своё выступление и спросил: «Вам неинтересно или вы можете предложить лучшие стихи?» Последовал ответ: «Да, могу». Луговской вытащил на сцену маленького мальчика лет четырнадцати. «Женя Долматовский», назвал тот себя и прочитал стихотворение. «Ну, это не лучше, - заметил Луговской, - но желаю Вам успеха». (по воспоминаниям Г. Н. Абрамовича)

Известные песни на стихи Е. А. Долматовского

«А годы летят» (М. Фрадкин) - исп. Петр Щербаков, Валентина Левко, Людмила Зыкина
«А любовь всегда бывает первою» (М. Фрадкин) - исп. Алла Иошпе
«А может быть» (Я. Френкель) - исп. Андрей Миронов
«В добрый час» (М. Фрадкин) - исп. Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев
«В земле наши корни» (А. Пахмутова) - исп. «Песняры»
«Венок Дуная» (О. Фельцман) - исп. Эдита Пьеха
«Весна 45-го года» (А. Пахмутова) - исп. Юрий Богатиков
«Взрослая пора» (Я. Френкель) - исп. Иосиф Кобзон
«Возвращение» (О. Б. Фельцман) - исп. Вадим Мулерман
«Воспоминание об эскадрилье „Нормандия-Неман“» (М. Фрадкин) - исп. Марк Бернес, Владимир Трошин
«Всегда и снова» (М. Фрадкин) - исп. Людмила Сенчина и Иосиф Кобзон
«Всё стало вокруг голубым и зелёным» (Ю. С. Милютин) - исп. Вера Красовицкая
«Где ты раньше был?» (Э. С. Колмановский) - исп. Валентина Толкунова, Майя Кристалинская
«Добрые приметы» (М. Г. Фрадкин) - исп. Лев Лещенко и Валентина Толкунова
«Дорога на Берлин» (М.Фрадкин) - исп. Леонид Утесов
«Если бы парни всей земли» (В. П. Соловьёв-Седой) - исп. Марк Бернес, Эдуард Хиль, Ринат Ибрагимов
«За фабричной заставой» (М. Г. Фрадкин) - исп. Эдуард Хиль, Валентин Дьяконов
«И на Марсе будут яблони цвести» (В. И. Мурадели) - исп. Владимир Трошин, Виталий Марков
«Комсомольская площадь» (Э. С. Ханок) - исп. Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев
«Комсомольцы-добровольцы» (М. Г. Фрадкин) - исп. Александр Ворошило
«Ласковая песня» (М. Г. Фрадкин) - исп. Людмила Сенчина, Людмила Гурченко
«Ленинские горы» (Ю. С. Милютин) - исп. Георгий Виноградов, Иван Шмелёв, Владимир Нечаев
«Лизавета» (Н. В. Богословский) - исп. Борис Кузнецов и Лев Полосин
«Любимый город» (Н. В. Богословский) - исп. Марк Бернес
«Марш выпускников» (Н. В. Богословский)
«Марш советской молодёжи» (С. С. Туликов) - исп. Владимир Бунчиков
«Моя любимая» (М. И. Блантер) - исп. Юрий Гуляев, Виктор Вуячич
«Мы жили по соседству» (М. Г. Фрадкин) - исп. Владимир Трошин и Олег Анофриев
«Нет, мой милый» (М. Г. Фрадкин) - исп. Галина Ненашева, Людмила Гурченко
«Огонёк в твоём окне» (Н. В. Богословский) - исп. Владимир Макаров, Марк Бернес
«Он и она» (В. И. Мурадели) - исп. Нина Пантелеева, Эмиль Горовец
«Офицерские жёны» (А. П. Долуханян) - исп. Майя Кристалинская
«Песня единства» (М. И. Блантер) - исп. Владимир Бунчиков, Георгий Абрамов
«Родина слышит» (Д. Д. Шостакович, 1951)
«Случайность» (А. Экимян) - исп. Арташес Аветян, Вадим Мулерман, Анна Герман
«Случайный вальс» (М. Г. Фрадкин) - исп. Леонид Утесов, Эдуард Хиль, Иосиф Кобзон
«Столица областная» (М. Г. Фрадкин) - исп. ВИА «Пламя»

Поэт, прозаик.

Родился (22 апреля) 5 мая 1915 года в Москве, в семье адвоката, члена коллегии защитников, доцента московского юридического института Арона Моисеевича Долматовского (1880-1939). В годы учёбы в педагогическом техникуме начал публиковаться в пионерской прессе.
В 1932-1934 годах работал на строительстве московского метро. В 1937 году закончил Литературный институт. Первая книга лирических стихов Долматовского была опубликована в 1934 году.

С 1939 по 1945 год Долматовский в качестве военного корреспондента находился в действующих частях Советской армии. В 1941 году попал в окружение и был взят в плен, из которого бежал снова на фронт (эти события отражены в повести «Зеленая брама»).

Наибольшую известность Долматовскому принесли написанные на его слова песни («Офицерский вальс», «Песня о Днепре», «Добровольцы» Марка Фрадкина, «Сормовская лирическая» Бориса Мокроусова, «Моя любимая» Матвея Блантера, «Любимый город» Никиты Богословского), многие из которых звучали в популярных кинофильмах («Истребители», «Встреча на Эльбе»).

За свою деятельность Евгений Долматовский был удостоен пяти орденов и ряда других правительственных наград. Лауреат Сталинской премии 3 степени (1950, за цикл стихотворений «Слово о завтрашнем дне»).

Долматовский занимался также литературной критикой (книги Из жизни поэзии, 1965; Молодым поэтам, 1981), переводами, редакторской и составительской работой.

призы и награды

Орден Отечественной войны I степени
Орден Красной Звезды
Орден Октябрьской Революции
Орден Трудового Красного Знамени - дважды.
Орден "Знак Почёта"
Медали.
Сталинская премия третьей степени (1950) - за стихотворный сборник «Слово о завтрашнем дне» (1949)
Международные премии (1950, 1969)
Медаль имени Александра Фадеева (1983)
Премия Госкомиздата СССР и Союза писателей СССР имени П. Тычины (1985).

Биография

Лауреат Сталинской премии третьей степени (1950).

Биография

Е. А. Долматовский родился 22 апреля (5 мая) 1915 года в Москве в семье адвоката, члена коллегии защитников, доцента Московского юридического института Арона Моисеевича Долматовского (1880, Ростов - 1939, Москва). В годы учёбы в педагогическом техникуме начал публиковаться в пионерской прессе. В 1932-1934 годах работал на строительстве московского метро. В 1937 году закончил Литературный институт. Первая книга лирических стихов Долматовского была опубликована в 1934 году.

С 1939 по 1945 годы Долматовский в качестве военного корреспондента находился в действующих частях РККА. В августе 1941-го попал в Уманское окружение и был взят в плен, из которого бежал снова на фронт (эти события отражены в поэме «Пропал без вести» и в воспоминаниях «Было. Записки поэта». Боям под Уманью посвящена военно-историческая документальная повесть «Зелёная брама»). Член ВКП(б) с 1941 года.

Известные песни на стихи Е. Долматовского

«А годы летят» (М. Фрадкин) - исп. Валентина Левко, Людмила Зыкина
«А любовь всегда бывает первою» (М. Фрадкин) - исп. Алла Иошпе
«А может быть» (Я. Френкель) - исп. Андрей Миронов
«В добрый час» (М. Фрадкин) - исп. Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев
«Венок Дуная» (О. Фельцман) - исп. Эдита Пьеха
«Весна 45-го года» (А. Пахмутова) - исп. Юрий Богатиков
«Взрослая пора» (Я. Френкель) - исп. Иосиф Кобзон
«Возвращение» (О. Фельцман) - исп. Вадим Мулерман
«Воспоминание об эскадрилье „Нормандия-Неман“» (М. Фрадкин) - исп. Марк Бернес, Владимир Трошин
«Всегда и снова» (М. Фрадкин) - исп. Людмила Сенчина и Иосиф Кобзон
«Всё стало вокруг голубым и зелёным» (Ю. Милютин) - исп. Вера Красовицкая
«Где ты раньше был» (Э. Колмановский) - исп. Валентина Толкунова
«Добрые приметы» (М. Фрадкин) - исп. Лев Лещенко и Валентина Толкунова
«Если бы парни всей земли» (В. Соловьёв-Седой) - исп. Марк Бернес
«За фабричной заставой» (М. Фрадкин) - исп. Эдуард Хиль, Валентин Дьяконов
«И на Марсе будут яблони цвести» (В. Мурадели) - исп. Владимир Трошин, Виталий Марков
«Комсомольская площадь» (Э. Ханок) - исп. Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев
«Комсомольцы-добровольцы» (М. Фрадкин) - исп. Александр Ворошило
«Ласковая песня» (М. Фрадкин) - исп. Людмила Сенчина, Людмила Гурченко
«Ленинские горы» (Ю. Милютин) - исп. Иван Шмелёв, Владимир Нечаев
«Лизавета» (Н. Богословский) - исп. Борис Кузнецов и Лев Полосин
«Любимый город» (Н. Богословский) - исп. Марк Бернес
«Марш выпускников» (Н. Богословский)
«Марш советской молодёжи» (С. Туликов) - исп. Владимир Бунчиков
«Моя любимая» (М. Блантер) - исп. Юрий Гуляев, Виктор Вуячич
«Мы жили по соседству» (М. Фрадкин) - исп. Владимир Трошин и Олег Анофриев
«Нет, мой милый» (М. Фрадкин) - исп. Галина Ненашева, Людмила Гурченко
«Огонёк в твоём окне» (Н. Богословский) - исп. Владимир Макаров, Марк Бернес
«Он и она» (В. Мурадели) - исп. Нина Пантелеева, Эмиль Горовец
«Офицерские жёны» (А. Долуханян) - исп. Майя Кристалинская
«Песня единства» (М. Блантер) - исп. Владимир Бунчиков, Георгий Абрамов
«Долматовский» - Наум Блик

Основные произведения

Поэзия

Лирика (1934, сборник стихов);
День (1935, сборник стихов);
Феликс Дзержинский (1938, поэма);
Дальневосточные стихи (1939, цикл стихотворений);
Московские рассветы (1941, цикл стихотворений);
Степная тетрадь (1943, цикл стихотворений);
Вера в победу (1944, цикл стихотворений);
Стихи издалека (1945, цикл стихотворений);
Одна судьба (1942-1946, поэтическая трилогия);
Слово о завтрашнем дне (1949, цикл стихотворений);
Песнь о лесах (1949, текст оратории);
Сталинградские стихи (1952, цикл стихотворений);
Добровольцы (1956, роман в стихах);
Последний поцелуй (1967, поэма);
Верность (1970, цикл баллад);
Руки Гевары (1972, поэма);
Чили в сердце (1973, поэма);
Побег (1974, поэма);
Хождение в Рязань (1975, поэма);
Письма сына (1977, поэма);
У деревни «Богатырь» (1981, поэма).

Проза

Зелёная брама. Документальная легенда об одном из первых сражений Великой Отечественной войны (1979-1989).

Литературная критика

Из жизни поэзии (1965)
Молодым поэтам (1981)

Фильмография

1939 - Истребители - «Любимый город»
1941 - Морской ястреб - «Уходит от берега «Ястреб морской»»
1949 - Встреча на Эльбе
1954 - Мы с вами где-то встречались - «Песня Ларисы»
1957 - Екатерина Воронина - «Здесь у нас на Волге»
1958 - На дорогах войны - «Песня о Севастополе»
1958 - Добровольцы - «Комсомольцы-добровольцы» «А годы летят…»
1963 - Мечте навстречу
1964 - Армия трясогузки
1971 - Молодые

1958 - Добровольцы - «Добровольцы», роман в стихах.

Звезда эпохи - Долматовский.

Награды и премии

Орден Отечественной войны I степени
Орден Красной Звезды
Орден Октябрьской Революции
Орден Трудового Красного Знамени - дважды.
Орден Знак Почета
Медали.
Сталинская премия третьей степени (1950) - за стихотворный сборник «Слово о завтрашнем дне» (1949)
Международные премии (1950, 1969)
Медаль имени Александра Фадеева (1983)
Премия Госкомиздата СССР и Союза писателей СССР имени П. Тычины (1985).