Сочинение

Есть женщины в русских селеньях…

Н. А. Некрасов

Повести Федора Абрамова — «Деревянные кони», «Пелагея» и «Алька» — были завершены почти одновременно — в 1969 и 1971 годах. Писатель придал им особое значение.

В этих повестях воплощена история русской деревни, многострадальной жизни крестьян и прежде всего русской женщины.

Трилогия начинается повестью «Деревянные кони». В ней рассказывается о жизни Милентьевны, русской крестьянки. Про жизнь ее мы узнаем из рассказов Евгении — невестки Милентьевны. И жизнь эта была далеко не легкой. Шестнадцати лет Милентьевну замуж выпихнули. От рассвета до заката — непосильная работа, заботы по дому. Двух сыновей на войне убили. Но выстояла Милентьевна, выдержала все невзгоды. И даже теперь, несмотря на свою старость, не могла сидеть без работы. Каждое утро уходила в лес за грибами. Возвращалась еле живая, но не хотела покоряться усталости, немощи и возрасту. (А шел Милентьевне уже седьмой десяток.) Однажды пришла она совсем больная и слегла. Но через два дня нужно было ехать ей домой (она гостила у одного из своих сыновей), так как внучке обещала приехать к «школьному дню». И вот, несмотря на свою болезнь, ливень и грязь за окном, несмотря на то, что сын не приехал за ней, пошла пешком, увязая в грязи, покачиваясь от порывов ветра и слабости. Ничто не могло помешать ей сдержать свое обещание, данное внучке.

Повесть «Пелагея» рассказывает нам о другой женской судьбе. Другой, но не менее тяжелой. Пелагея Амосова — пе-карша, с зари до зари работающая в своей пекарне. Это, однако, не одна ее забота: еще надо и по дому справиться, и двор прибрать, и травы накосить, и за мужем, больным успеть ухаживать. У нее постоянно душа болит за дочь свою — Альку. Эта непоседа и егоза, которая не может усидеть на месте, целыми днями и ночами пропадает на гулянках. А между тем сама еще школу не закончила…

Вся жизнь Пелагеи — это сплошная вереница одинаковых дней, проходящих в непосильном труде. Пелагея не может позволить себе хоть день отдыха: вся работа держится на ней. Да и не могла она жить без своей пекарни. «Всю жизнь думала: каторга, жернов каменный на шее — вот что эта пекарня. А оказывается, без этой каторги да без этого жернова ей и дышать нечем». Кроме непосильной работы, на Пелагею наваливаются и другие невзгоды: тяжелая болезнь и смерть мужа, бегство дочери в город вместе с офицером. Силы постепенно оставляли ее. Нестерпимее всего была невозможность работать. «Не умела болеть Пелагея». Не могла она примириться с тем, что не та уже стала, как раньше.

А жизнь готовит все новые и новые удары уже больной женщине: от дочери никаких вестей, пекарня, ее родная пекарня, запущена, в магазине ее обманули, подсунули давно вышедшие из моды плюшевики. С каждым новым ударом Пелагея понимает, что отстает она от жизни. «Да как тут жить дальше?» — ищет она ответа и не находит его.

Так и умерла Пелагея, не увидев новой цели в жизни, так и не поняв, как же можно жить, когда работать уже не можешь и силы оставляют тебя.

Заключительная повесть трилогии — «Алька». Героиня ее — Алька — дочь Пелагеи, но жизнь у нее совершенно другая, вольная, не закованная в железный обруч непосильной работы. Алька живет в городе и работает официанткой. Жизнь в деревне не для нее, она не хочет жить, как мать, добиваясь всего тяжелым трудом. Алька считает свою работу не хуже других и гордится тем, что работает в городе, в ресторане, зарабатывает большие деньги. В будущем она хочет стать стюардессой (и становится ею).

Алька — это тип совершенно другого человека, нежели ее мать. Она не приучена с детства к тяжелому труду в поле, ей чужда вся деревенская жизнь. Был момент, когда Алька была готова остаться в деревне. Она вспоминает об умершей матери, о том, как неустанно работала та всю жизнь ради нее, Альки, о том, что не приехала проводить свою мать в последний путь. И так горько становится на душе у Альки. В этот момент она решает остаться в деревне, даже бежит и сообщает об этом тетке Анисье. Надо только съездить в город, забрать пятьсот рублей, «остатки от распроданного родительского добра». Но именно эта поездка все изменяет. Снова окунувшись в городскую жизнь, она уже не тянется в деревню. Что деревенская жизнь по сравнению с городской! Да и не такой человек Алька, чтобы на веки вечные похоронить себя в деревне. «Жалковато стало всего этого великолепия, с которым не сегодня-завтра надо расстаться».

В трилогии очень ярко и живо показаны типы русской женщины тридцатых—семидесятых годов. Мы можем увидеть, как постепенно изменялся этот тип из поколения в поколение. Изначально женщина была «привязана» только к дому да работе на земле, но постепенно у нее появляются другие возможности.

Пелагея уже меньше привязана к земле, чем Милентьевна, но она еще не могла оторваться от нее, да ей это было и не нужно. Алька же сызмала не тяготела к деревенской работе и потому спокойно покидает деревню.

Трилогия интересна для читателя не только главными героинями, но и второстепенными, но не менее яркими. С какой живостью, например, выписаны образы Мани-болыпой и Мани-маленькой — двух подружек-пенсионерок — или тетки Анисьи.

Читая повести Федора Абрамова, живо представляешь картины деревенской жизни, взаимоотношения между людьми.

Трилогия Федора Абрамова мне очень понравилась. Написана она ярким, живым и в то же время простым языком. Несмотря на внешнюю простоту повестей, в них очень глубоко показана многострадальная судьба русской женщины.

Повести эти не только о деревне. Они о человеке, который в любых обстоятельствах должен оставаться человеком.

Повесть “Пелагея” рассказывает нам о другой женской судьбе. Другой, но не менее тяжелой. Пелагея Амосова — пекарша, с зари до зари работающая в своей пекарне. Это, однако, не одна ее забота: еще надо и по дому справиться, и двор прибрать, и травы накосить, и за мужем, больным успеть ухаживать. У нее постоянно душа болит за дочь свою — Альку. Эта непоседа и егоза, которая не может усидеть на месте, целыми днями и ночами пропадает на гулянках. А между тем сама еще школу не закончила...

Вся жизнь Пелагеи — это сплошная вереница одинаковых дней, проходящих в непосильном труде. Пелагея не может позволить себе хоть день отдыха: вся работа держится на ней. Да и не могла она жить без своей пекарни. “Всю жизнь думала: каторга, жернов каменный на шее — вот что эта пекарня. А оказывается, без этой каторги да без этого жернова ей и дышать нечем”.

Кроме непосильной работы, на Пелагею наваливаются и другие невзгоды: тяжелая болезнь и смерть мужа, бегство дочери в город вместе с офицером. Силы постепенно оставляли ее. Нестерпимее всего была невозможность работать. “Не умела болеть Пелагея”. Не могла она примириться с тем, что не та уже стала, как раньше.

А жизнь готовит все новые и новые удары уже больной женщине: от дочери никаких вестей, пекарня, ее родная пекарня, запущена, в магазине ее обманули, подсунули давно вышедшие из моды плюшевики. С каждым новым ударом Пелагея понимает, что отстает она от жизни. “Да как тут жить дальше?” — ищет она ответа и не находит его.

Федор Абрамов. Дилогия «Пелагея» и «Алька»

Материалы к уроку

Имя Федора Абрамова обычно называют среди имен писателей-«деревенщиков», но термин «деревенская проза» скорее условен. Писатели – «деревенщики» в своих произведениях на материале жизни деревни размышляют о судьбе своей страны, ставят общечеловеческие проблемы.

Федор Абрамов был непримирим в спорах, не признавал компромиссов, к нему было трудно приблизиться: хмурый абрамовский взгляд из-под глубоких глазниц, из-под нависших бровей держал на расстоянии. И выражение лица у него было обыкновенно сумеречное. И строптивый неуравновешенный нрав.

Чтобы понять была страна детства. Это его родное Верхнепинежье, глухая северная деревня Веркола, расположенная в четырехстах километрах от ближайшего города. Здесь истоки его жизни, личности, творчества, здесь его самая большая любовь и боль. Он не мог жить без Русского Севера, без родной Верколы, сквозь образ родной деревни он постигал облик Родины, России. Он всегда ехал на Пинегу как в землю обетованную отдохнуть, прийти в себя, успокоить расшатавшиеся нервы. Здесь он работал, отсюда брал сюжеты будущих произведений.

На уроке учеником представляется автобиографическая справка об Абрамове. (Ранняя безотцовщина, трудное полуголодное детство в многодетной семье, о тяжелом крестьянском труде, к которому приобщен был с младенчества, о блестящих успехах в учении, о поступлении в Ленинградский университет, о патриотическом порыве в начале войны: 22 июня 1941 года записался добровольцем в народное ополчение. Тяжелое ранение. Преподавательская деятельность в Ленинградском университете. Федор Абрамов посвятил себя писательскому труду. Его имя стало широко известно после выхода в свет его первого романа «Братья и сестры». Эпопея «Пряслины» в 1975 году была удостоена Государственной премии

На уроке речь пойдет о цели и смысле жизни героинь повестей Абрамова «Пелагея» и «Алька».

Повесть «Пелагея» вышла в свет в 1969 году, она выросла из рассказа «На задворках»

Откроем эту повесть и сразу встретимся с главной героиней. Пелагея возвращается из-за реки с пекарни. О чем думает в этот момент уставшая от тяжелой работы женщина?

Надо брать от жизни больше.

Какие примеры доказывают, что Пелагеей овладел дух собственничества?

Пелагея корыстолюбива. Желая в голодный год устроиться на работу в пекарню, она изменила мужу, поддерживать отношения старается только с нужными людьми. Особенно показательна сцена, когда Пелагея с благоговением развешивает в избе для просушки накопленное в сундуках добро.

Каковы жизненные итоги Пелагеи?

Осталась одна. Умер муж, которым она помыкала. Сбежала в город дочь, даже на похороны к матери не приехала.

Да, итог жизни горький и драматичный, но неужели вся жизнь Пелагеи сведена только к материальному благополучию? Давайте вспомним, как относилась Пелагея к работе.

Вызывает чувство глубокого уважения ее трудовая истовость, любовь к делу. Два десятилетия Пелагея не знала отдыха. «Сколько раз за эти годы перекладывали печь на пекарне! А уж об отдельных кирпичах и говорить нечего – их меняли каждый год. Не выдержали жары, лопались», а она работала, как песню пела. В своем деле Пелагея поэт.

Как вы думаете, какой эпизод в повести можно назвать ключевым?

Эпизод похода постаревшей и больной Пелагеи на пекарню. Она идет на пекарню, будто совершает паломничество к святым местам, где живет последняя надежда на исцеление.

Вид запущенной пекарни сокрушил Пелагею, потому что она прежде всего вдохновенная труженица, такой и осталась жить в народной памяти. Поэтому тропку, по которой она многие годы ходила на свою «каторгу», односельчане окрестили в честь нее Паладьиной межой. Главное в характере Пелагеи – ощущение неизбывной радости от своего труда. Хотя не будем забывать, что Пелагея заражена «бациллой приобретательства». Это характер сложный и противоречивый.

Логическим продолжением повести стала повесть «Алька».

Сам Ф.Абрамов говорил: «Алька для меня прежде всего характер, живой человек, дочь Пелагеи Амосовой – этой великой труженицы, поэта работы и вместе с тем аскета. Поведение Альки – это реакция на тот аскетизм жизни, которая выпала на долю старших поколений… В Альке проявляются потребительские тенденции современной молодежи. Вот психология иных нынешних родителей, психология чисто мещанская: мы жили плохо, мы ходили в обносках – так уж наши дети…. Это кончается слишком тяжело и часто драматично для этих осчастливленных родителями детей. Они оказываются потребителями, не способными к работе, к преодолению трудностей»

Алька легкомысленно относится к родительскому дому, ради которого отец и мать положили жизни, она готова его продать.

Она демонстрирует односельчанам свой материальный достаток и успех у мужчин.

Предлагается учащимся дописать открытый финал и предположить, как поведет себя героиня в новых для нее условиях.

Если говорить о произведении именитого русского советского писателя Абрамова «Пелагея», то стоит одновременно обратить внимание на два других его творения - Алька и Деревянные кони.

Все три повести были закончены почти в одиноковое время - в 1969-1970 годах. Почему эти три повести так связаны между собой? Прежде всего, благодаря тематике - в них раскрываются история жизни русской деревни и образ настоящей русской женщины. Федор Александровчи Абрамов был одним из наиболее знаменитых представителей всеми называемой «деревенской прозы», которая являлась значительным направлением советской литературы. Но несмотря на популярность, многие произведения этого автора могли не проходить цензуру в печати, так как советской властью считалось, что в своих повестях Абрамов излишне мрачно обрисовывал действительность.

Замысел повести «Пелагея»

Замысел повести Пелагея в основном акцентирован на судьбе обычной русской женщины. Абрамов рассказывает историю о Пелагее - пекарше, которой приходится с утра до ночи тяжело трудиться. А помимо нелегкого труда, у нее есть значительное количество других не менне отягощающих обязанностей: ухаживать за двором, прибираться в доме, заботиться о больном муже и следить за поведением своей непоследливой дочери - Альки.

Последняя - одна из самых важных забот для Пелагеи, ее дочь еще не окончила школу, но гуляет и днем и ночью. Автор показывает нам жизнь несчастной Пелагеи в виде нескончаемой вереницы одинаковых дней, среди которых нет просвета ни для счастья, ни для отдыха. Этой женщине приходится по-настоящему тяжко, так как благополучие ее семьи и дома зависит только от нее одной, и все тяжбы и обязанности лежат на ее женских плечах. Но Пелагея может называть пекарню, в которой работает - каторгой, но предельно ясно осознает, что без этой каторги ей дышать нечем.

Трагизм Пелагеи

Абрамов показывает какие невзгоды случаются в ее и без того жестокой и невразчной жизни. Тяжелая болезнь мужа заканчивается его смертью, а непослушная и неблагодарная дочь сбегает в город вместе с офицером. Впоследствии этих драматических событий Пелагея заболевает - чего она до этого не умела делать, так как не могла себе этого позволить физически. И именно это становится новым витком несчастий в ее жизни. Пелагея не может работать в пекарне, так как та полностью запущена, дочь не подает никаких вестей из города, а последним ударом для нее становится обман в магазине. Не увидев в жизни ничего спасительного для себя, не найдя в нем ничего нового - ни целей, ни работы, ни желаний, ни возможностей, - Пелагея умирает.

Абрамов с присущим ему искусным реализмом раскрывает перед читателями судьбу простой, деревенской женщины Пелагеи, на долю которой выпадает множество несчастий и невзгод. И эта крепкая и трудолюбивая женщина теряется в мире, в котором нет ничего привычного для нее, в котором не находится для нее ни места, ни работы, ни личного счастья. Частичным продолжением этой истории можно считать следующую повесть Абрамова «Альку», повествующую о дочери Пелагеи, которая по натуре и характеру была противоположностью своей матери.

Федор Александрович Абрамов

Утром со свежими силами Пелагея легко брала полутораверстовый путь от дома до пекарни. По лугу бежала босиком, как бы играючи, полоща ноги в холодной травятной росе. Сонную, румяную реку раздвигала осиновой долбленкой, как утюгом. И по песчаной косе тоже шла ходко, почти не замечая ее вязкой, засасывающей зыби.

А вечером – нет. Вечером, после целого дня возня у раскаленной печи, одна мысль о возвратной дороге приводила ее в ужас.

Особенно тяжело давалась ей песчаная коса, которая начинается сразу же под угором, внизу у пекарни. Жара – зноем пышет каждая накалившаяся за день песчинка.

Оводы-красики беснуются – будто со всего света слетаются они в этот вечерний час сюда, на песчаный берег, где еще держится солнце. И вдобавок ноша – в одной руке сумка с хлебом, другую руку ведро с помоями роет.

И каждый раз, бредя этим желтым адищем – иначе не назовешь, – Пелагея говорила себе: надо брать помощницу. Надо. Сколько ей еще мучиться? Уж не такие это деньги большие – двадцать рублей, которые ей приплачивают за то, что она ломит за двоих-за троих…

Но так говорила она до той поры, пока пересохшими губами не припадала к речной воде. А утолив жажду и сполоснув лицо, она начинала уже более спокойно думать о помощнице. А на той стороне, на домашней, где горой заслоняет солнце и где даже ветерком слегка потягивает, к ней и вовсе возвращался здравый смысл.

Неплохо, неплохо иметь помощницу, рассуждала Пелагея, шагая по плотной, уже слегка отпотевшей тропинке вдоль пахучего ржаного поля. Худо ли – все пополам: и дрова, и вода. И тесто месить – не надо одной руки выворачивать. Да ведь будет помощница – будет и глаз.

А будет глаз – и помои пожиже будут. Не пабахтаешь в ведро теста – поопасешься. А раз не набахтаешь, и борова на семь пудов не выкормишь. Вот ведь она, помощница-то, каким боком выйдет. И поневоле тут поразмыслишь да пораскинешь умом…

У мостков за лыву – грязную осотистую озерину, в которой, отфыркиваясь, по колено бродила пегая кобыла с жеребенком, – Пелагея остановилась передохнуть. Тут всегда она отдыхает – и летом, и зимой, с сорок седьмого.

С той самой поры, как встала на пекарню. Потому что деревенская гора немалая – без отдыха не осилить.

На всякий случай ведро с помоями она прикрыла белым ситцевым платком, который сняла с головы, поправила волосы – жиденькую бесцветную кудельку, собранную сзади в короткий хвостик (нельзя ей показываться растрепой на люди – девья матерь), – затем по привычке подняла глаза к черемухову кусту на горе – там, возле старой, прокоптелой бани, каждый вечер поджидает ее Павел.

Было время, и недавно еще, – не на горе, у реки встречал ее муж. А осенью, в самую темень, выходил с фонарем. Ставь, жена, ногу смело. Не упадешь. А уж по дому своему – надо правду говорить – она не знала забот.

И утром печь истопит, и корову обрядит, и воды наносит, а ежели минутка свободная выпадет, и на пекарню прибежит: на неделю-на две дров наготовит. А теперь Павел болен, с весны за сердце рукой хватается, и все – и дом, и пекарня, – все на ней одной. Глаза у Пелагеи были острые – кажется, это единственное, что не выгорело у печи, – и она сразу увидела: пусто возле куста, нету Павла.

Она охнула. Что с Павлом? Где Алька? Не беда ли какая стряслась дома?

И, позабыв про отдых, про усталость, она схватила с земли ведро с помоями, схватила сумку с хлебом и зонко-звонко зашлепала по воде шатучими жердинами, перекинутыми за лыву.

Павел, в белых полотняных подштанниках, в мягких валяных бурках, в стеганой безрукавке с ее плеча, – она терпеть не могла этого стариковского вида! – сидел на кровати и, по всему видать, только что проснулся: лицо потное, бледное, мокрые волосы на голове скатались в косицы…

– На, господи, не вылежался! – выпалила она прямо с порога. – Мало ночи да дня – уже и вечера прихватываешь.

– Нездоровится мне ноне, – виновато потупился Павел.

– Да уж как ни нездоровится, а до угори-то, думаю, мог бы дойти. И сено, – Пелагея кивнула в сторону окошка за передком никелированной кровати, – срам людей с утра валяется. Для того я вставала ни свет ни заря? Сам не можешь – дочь есть, а то бы и сестрицу дорогую кликнул. Не велика барыня!

– День ангела у Онисьи сегодня.

– Большой праздник! Отпали бы руки, ежели бы брату родному пособила.

Хлопая пыльными, все еще не остывшими сапогами, которые плотнее обычного сидели на затекшей ноге, Пелагея оглянула комнату – просторную, чистую, со светлым крашеным полом, с белыми тюлевыми занавесками во все окно, с жирным фикусом, царственно возвышающимся в переднем углу. Взглядом задержалась на ярко-красном платье с белым ремешком, небрежно брошенном на стул возле комода, на котором сверкали новехонькие, еще ни разу не гретые самовары.

– А та где, кобыла?

– Ушла. Девка – известно.

– Вот как, вот как у нас! Сам весь день на вылежке, дочи дома не оследится, а мати хоть убейся. Одной мне надо…

Пелагея наконец скинула сапоги и повалилась на пол. Без всякой подстилки. Прямо на голый крашеный пол. Минут пять, а то и больше лежала она недвижно, с закрытыми глазами, тяжело, с присвистом дыша. Потом дыхание у нее постепенно выровнялось – крашеный пол хорошо вытягивает жар из тела, и она, повернувшись лицом к мужу, стала спрашивать его о домашних делах.

Самая главная и самая тяжелая работа по дому была сделана – Алька и корову подоила, и травы на утро принесла. Еще ей радость доставил самоварчик, который, поджидая ее, согрел Павел, – не все, оказывается, давил койку человек, справил свое дело и сегодня.

Она встала, выпила подряд пять чашек крепкого чаю без сахара – пустым-то чаем скорее зальешь жар внутри, потом приподняла занавеску на окне и опять посмотрела в огород. Лежит сено, целый день лежит, а ей уж не прибрать сегодня – отпали руки и ноги…

– Нет, не могу, – сказала она и снова повалилась на пол, на этот раз на ватник, услужливо разостланный мужем. – За вином-то сходил – нет? – спросила она немного погодя.

– Сходил. Взял две бутылки.

– Ну, то ладно, ладно, мужик, – уже другим голосом заговорила Пелагея. – Надо вино-то. Может, кто зайдет сегодня. Много ноне вина-то закупают?

– Закупают. Не все еще уехали к дальним сенам. Петр Иванович много брал. И белого и красного.

– Как уж не много, – вздохнула Пелагея. – Большие гости будут. Антонида, говорят, приехала, ученье кончила. Не видал?

– Приехала – поминал даве начальник орса. Из района, говорит, на катере вместе с военным ехала, с офицером, – вроде как на природу поинтересоваться захотела. А какая природа? Жениха ловит, взамуж выскочить поскорее хочет. – Пелагея помолчала. – А тебе уж ничего не говорил? Не звал на чашку чая?

Павел пожал плечами.

– Вишь вот, вишь вот, как время-то бежит. Бывало, какое угощенье у Петра Ивановича обходилось без нас? А теперь Павел да Пелагея не в силе – не нужны.

– Ладно, – сказал Павел, – у нас у сестры праздник. Была даже – звала.

– Нет уж, не гостья я ноне, – строго поджала губы Пелагея. – Рук-ног не чую – какие мне гости?

– Да ведь обида ей будет. День ангела у человека… – несмело напомнил Павел.

– А уж как знает. Не подыхать же мне из-за ешного ангела.

Как раз в эту минуту на крыльце зашаркали шаги, и – легка же на помине! в избу вошла Анисья.

Анисья была на пять лет старше своего брата, но здоровьем крепкая, чернобровая, зубы белые, как репа, и все целехоньхи – не скажешь, что ей за пятьдесят.

Замуж Анисья выходила три раза. Первого мужа, от которого у нее был ребенок, умерший еще до года, убили на войне. Со вторым мужем ей пришлось расстаться в сорок шестом году, когда она попала в заключение (сноп жита унесла с поля). А третий муж – из вербованных, приехавший на лесозаготовки с Рязанщины (она его больше всех любила) – пропил у нее все до нитки, избил на прощанье и укатил к законной жене. После этого она уж больше семейного счастья не пытала. Жила вольно, мужиков от себя не отпихивала – но и близко к сердцу не подпускала.

Брата своего Анисья не то что любила – обожала: и за то, что он был у нее единственный, да к тому же хворый, и за то, что по доброте да по тихости своей никогда, ни разу не попрекнул ее за беспутную жизнь. Ну, а перед невесткой, женой Павла, – тут прямо надо говорить – просто робела. Робела и терялась, так как во всем признавала ее превосходство. Домовита – у самой Анисьи никогда не держалась копейка в руках, – жизнь загадывает вперед и в женском деле – камень.

Провожая мужа на войну – а было ей тогда девятнадцать лет, – Пелагея сказала: "На меня надейся. Никому не расчесывать моих волос, кроме тебя". И как сказала, так и сделала: за всю войну ни разу не переступила порог клуба.

И, сознавая превосходство невестки, Анисья всякий раз, когда разговаривала с нею, напускала на себя развязность, чтобы хоть на словах стать вровень. Так и сейчас.